Историческая ретроспектива и современная практика

TRIAL by JURY: for and against Historical retrospective and current practices

Аннотация: Автор описывает историю становления суда присяжных заседателей в России, приводя мнения как сторонников, так и противников его создания. Ярко, с указанием на реальные события, рассказывается о суде присяжных в Российской Империи, где двумя основными линиями защиты присяжных поверенных было моральное оправдание преступления и внушение жалости к преступнику. Особое внимание уделено переменчивому отношению к суду присяжных со стороны В.И. Ленина, а затем крайне негативного – со стороны Советского Правительства после Гражданской войны, началупроцессов возрождения суда присяжных в 1991-1993 гг. и его значению в наши дни.

Annotation: The author describes the history of the Court, jurors in Russia, citing the views of both supporters and opponents of its creation. Bright, with an indication of the real events, tells of a jury trial in the Russian Empire, where the two main lines of defence jury was moral justification of a crime and suggestions of pity for the offender. Special attention is paid to fickle towards the jury by V.I. Lenin, then extremely negative-by the Soviet Government after the civil war, beginning the revival process of trial by jury in 1991-1993 and its importance in our days.

Введение в России суда присяжных в 1864 г. вызвало немало споров в связи с тем, что, хотя, как и в обычном суде, всегда есть сторона, недовольная его решением, но вину за такое решение легче возложить на некомпетентных в юридических вопросах народных судей и на их симпатии к победившей стороне. Так что институт суда присяжных встретил в обществе как бурное одобрение, так гневное порицание.

Известный русский правовед и философ Б.Н. Чичерин, активно выступая за введение судов присяжных, отмечал: «Судья немедленно будет поставлен лицом к лицу с обществом, ответствует перед ним за свои действия; граждане немедленно узнают, как обходятся с их правами; подсудимый немедленно приобретет надежную гарантию в воззвании к нравственному суду общества. <…> Общественное мнение, как бы оно ни было незрело и ничтожно, всегда представляет нравственную силу, которая должна поднять и уровень судей» [1, 268-269].

Однако дискуссия о судопроизводстве с участием народного элемента разгорелась уже на стадии подготовки реформы. При этом тогдашние противники присяжных, как и сегодняшние, утверждали, что правосудие не может быть непрофессиональным, что жалость и симпатии к преступнику будет превалировать над требованием закона, что ментальность русского человека рассматривает ряд преступлений, в частности, покушение на чужую собственность, девичью честь, причинение вреда здоровью и т.д., как баловство или озорство, но ни как не злодеяние, требующее сурового наказания. Председатель Комитета министров граф Д.Н. Блудов, категорически отвергая суд присяжных, в своей записке по данному вопросу писал:

«В настоящее время едва ли полезно установлять у нас суд чрез присяжных. Легко себе представить действие такого суда, когда большая часть нашего народа не имеет еще не только юридического, но даже самого первоначального образования, когда понятия о праве, обязанностях и законе до того неразвиты и неясны, что нарушение чужих прав, особливо посягательство на чужую собственность, признается многими самым обыкновенным делом, иные преступления удальством, а преступники — только несчастными. Допущение таких людей к решению важного, иногда чрезвычайно трудного вопроса о вине или невинности подсудимого угрожает не одними неудобствами, но едва ли и не прямым беззаконием. Конечно, могут сказать, что для получения убеждения о вине или невинности подсудимого не нужно особого образования и достаточно одного здравого смысла. Действительно, здравый смысл иногда вернее учености; но здравый смысл обыкновенного человека ограничивается тесным кругом его общественной жизни и ежедневного положения: он редко и с трудом достигает предметов, выходящих из его круга. Нетрудно заключить о вине или невинности подсудимого, когда для сего есть в виду положительные, так сказать, осязаемые доказательства и данные; но в большей части случаев к сему заключению может довести только внимательное соображение многих обстоятельств и высшая способность к тонкому анализу и логическим выводам: для сего уже одного здравого смысла далеко не достаточно» [2, 18].

Столь высокому мнению остроумно оппонировал прокурор Д.А. Ровинский. В своей  записке об устройстве уголовного суда он указывал: «Чтобы наш народ смотрел на преступление снисходительно и признавал преступника только несчастным, то предположение это противоречит всем известному факту, что преступники, пойманные народом на самом месте преступления, поступают в руки полиции не иначе как избитые и изувеченные. На этом основании можно бы обвинить народ скорее в противоположном; но и это будет несправедливо, — народ бьет пойманного преступника просто в виде наказания, и потому единственно, что не имеет никакого доверия ни к добросовестности полиции, которая может замять дело, ни к правосудию судей, которые на точном основании теории улик и совершенных доказательств могут освободить гласного преступника от всякого взыскания.

Что народ смотрит с состраданием на преступника, уже наказанного плетьми и осужденного на каторгу и ссылку, и, забывая все сделанное им зло, несет ему щедрые подаяния вещами и деньгами — это правда.Что народ жалеет подсудимых, просиживающих на основании теории улик и доказательств годы и десятилетия, в явное разорение своего семейства и государственной казны, — и это правда.

За это сострадание следовало бы скорее признать за народом, глубокое нравственное достоинство, нежели обвинять его в недостатке юридического развития» [3, 18-19].

То, что только суд присяжных способен защитить право граждан на справедливый приговор, оградить общество от произвола чиновников, сделать правоохранительную систему более нравственной, отмечал выдающийся юрист И.Я. Фойницкий: «Палладиум личной свободы и политической независимости народной, ревностный страж общественной безопасности и строгий судья злодеяний, это установление более и более делается для культурного мира судом естественным по преимуществу, от ведения которого, в интересах народной экономии, устраняются лишь дела наименее важные. <…> Оно стало центральным узлом новой судебной системы, ее лучшим украшением и самой твердой ее опорой» [4, 391].

Ожесточенной линией фронта между противниками и сторонниками суда присяжных в XIX в. стало дело Веры Засулич. Женщина, ранившая сановника, была оправдана несмотря на всю очевидность ее виновности.  Присяжные вынесли вердикт не по закону, а по совести и политическим предпочтениям. Председательствующий в суде на этом процессе А.Ф. Кони  писал: «Достаточно вспомнить нарекания на присяжных по делу Веры Засулич, когда один ленивый не бросал в них не только камнями, но и целой мостовой» [5, 377].

Общество захлестнула яростная критика народного суда.

Князь В.П. Мещерский, писатель-публицист, известный своими правыми взглядами, впоследствии негодовал: «… торжественное оправдание Веры Засулич происходило как будто в каком-то ужасном, кошмарическом сне… Никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над Государевыми высшими слугами, столь наглое торжество крамолы» [6, 404-405].

В этой связи довольно неожиданным представляется мнение нашего современника профессора А.А. Ильюхова, исследовавшего историю суда присяжных. Он считает, что «высшим проявлением гражданского мужества присяжных заседателей было оправдание В.И. Засулич, которая выстрелом из пистолета ранила петербургского градоначальника генерала Ф.Ф. Трепова, приказавшего высечь одного из заключенных. Присяжные заседатели (жюри состояло на ¾ из дворян и чиновников) своим вердиктом не столько оправдали Засулич, сколько обвинили Трепова, отстаивая таким образом свое личное право и право каждого гражданина не быть высеченным по произволу какого бы то ни было начальника» [7, 26].Таким образом, современный правовед в деле Засулич приветствует фактическое отречение присяжных заседателей от закона в пользу субъективной морали.

А вот симпатизировавший подсудимой Засулич председательствующий на процессе А.Ф. Кони высказывал порицание решению присяжных, игнорировавших закон: «Я никогда не сочувствовал... той жестокой чув¬ствительности, благодаря которой у нас нередко совершенно исчезают из виду обвиняемый и дурное дело, им совершенное, а на скамье сидят отвлечен¬ные подсудимые, не подлежащие каре закона и назы¬ваемые обыкновенно средою, порядком вещей, тем-пераментом, страстью, увлечением. Я находил, что страсть многое объясняет и ничего не оправдыва¬ет... Увлекаясь чувствительностью в отношении к виновному, нельзя становиться жестоким к по¬терпевшему, к пострадавшему — и к нравственно¬му, и материальному ущербу, причиненному престу¬плением, присоединять еще и обидное сознание, что это ничего не значит, что за это ни кары, ни пори¬цания не следует и что закон, который грозит спа¬сительным страхом слабому и колеблющемуся, есть мертвая буква, лишенная практического значения» [8, 82-83].

С точки зрения закона, который именует присяжных заседателей судьями факта, - оправдание Засулич явилось его осознанным нарушением. Суд, решение которого оказалось не результатом исследования доказательств, а плодом политического, классового или иного убеждения присяжных, становится судом симпатий. С другой стороны, принимая присягу, народные судьи клянутся «разрешать уголовное дело по своему внутреннему убеждению и совести», которые и представляют собой личностное мировоззрение, отношение к нравственности, собственности, политике, истории и т. д.     

Осознанная российским обществом XIXв. субъективность вердиктов присяжных заседателей немедленно породила ожесточенную борьбу сторон обвинения и защиты за расположение и симпатии судей из народа. Оружием такой борьбы естественно являлось судебное ораторское искусство, которое оттачивалось трудами отечественных авторов: «Русское судебное красноречие» Б.Б. Глинского, «Судебное красноречие в России» приват-доцента Московского университета А Г. Тимофеева. В помощь адвокатам публиковались сборники речей выдающихся юристов, книги мемуарного жанра, например, «Около правосудия» Н.П. Карабчевского.

Большой вклад  в развитие состязательности судебного процесса с участием присяжных внес П.С. Пороховщиков, автор книг под псевдонимом П. Сергеич - «Уголовная защита» (1908 г.), «Искусство речи на суде» (1910). В 1913 г. в предисловии ко второму изданию «Уголовной защиты» Пороховщиков писал: «В 1908 году, печатая свои заметки об уголовной защите первым изданием, я имел за собою очень недолгий судейский опыт. С тех пор я был судьею еще несколько лет, и, кроме того, мне пришлось быть защитником, а также и подсудимым; до судейской должности я служил в прокуратуре. Таким образом, благосклонная судьба предоставила мне возможность наблюдать наш уголовный процесс с разнообразных сторон» [9, 22].

В современной отечественной литературе речи адвокатов в дореволюционном суде с участием присяжных преподносятся как образец для подражания нынешней адвокатской формации. И это ошибочное мнение, и вот почему. Если мы перечитаем классические защитительные речи от Урусова до Плевако, то увидим, что все они построены не на доказательствах невиновности подсудимых, а на моральном оправдании преступника, когда предметом доказывания становится не вина, а мотив совершения преступления, которым можно оправдать обвиняемого. Другой задачей, блестяще реализованной маститыми адвокатами, было вымолить прощение за совершенное деяние – прощение, выраженное вердиктом невиновности.

Примером тому служит знаменитое дело Михаила Андреева, убившего из ревности свою жену. Адвокат С.А. Андреевский сумел убедить коллегию присяжных, что убитая сама спровоцировала супруга на злодеяние. Андреева оправдали несмотря на наличие доказательств вины и его чистосердечное признание.

Другой характерный пример, когда присяжный поверенный Ф.Н. Плевако, защищая священника, виновность которого была полностью доказана, обращался к присяжным заседателям следующими словами: «Господа присяжные заседатели! Дело ясное. Прокурор во всем совершенно прав. Все эти преступления подсудимый совершил и в них сознался. О чем тут спорить? Но я обращаю ваше внимание вот на что. Перед вами сидит человек, который тридцать лет отпускал на исповеди ваши грехи. Теперь он ждет от вас: отпустите ли вы ему его грех».

Итак, моральное оправдание преступления и внушение жалости к преступнику – две основные линии защиты присяжных поверенных в российских судах присяжных в XIX – нач. XXвв. При этом, если анализировать блестящие образцы дореволюционной судебной риторики с точки зрения действующего ныне в России законодательства, то мы увидим, что они в своей основе состоят из разглашения данных о личности и неисследованных в суде материалов дела, то есть грубо противоречат требованию современного Уголовно-процессуального кодекса РФ. Поэтому произнести в современном суде присяжных подобную речь адвокату никто не позволит.

Помимо указанных основополагающих отличий современного и дореволюционного судебных процессов с участием присяжных заседателей, последние в царской России могли уточнять формулировки поставленных перед ними вопросов. В этой связи характерно дело 1896 г. педагога и чиновника Николая Жеденова, который в порыве гнева за клеветнический материал в газете «Неделя» выстрелил в упор из револьвера в известного публициста М.О. Меньшикова. Дело происходило в редакции газеты при большом скоплении свидетелей.  Перед присяжными председательствующий поставил на разрешение два вопроса: «о покушении на убийство в запальчивости и раздражении, и о нанесении, тоже в запальчивости и раздражении, тяжкой раны Меньшикову». На первый вопрос присяжные дали отрицательный ответ. На второй ответили следующим образом: «да, виновен, желал причинить повреждение, но не тяжкое, и по обстоятельствам дела заслуживает снисхождения». Таким образом, народные судьи самостоятельно могли уточнять квалификацию обвинения. На основании данного вердикта присяжных суд приговорил Жеденова «к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ, и к ссылке в Архангельскую губернию с воспрещением всякой отлучки из места, назначенного для жительства, в течение одного года и четырех месяцев, с предоставлением ему, по истечении 10 лет, права свободного избрания места жительства в Европейской России, за исключением столиц и столичных губерний. Вместе с сим суд постановил ходатайствовать перед Его Императорским Величеством о замене назначенного Жеденову наказания заключением его в тюрьму на один год без лишения прав» [10, 368-369].

После Октябрьской революции 1917 г. суд присяжных в России был ликвидирован. Еще в 1901 г. В.И. Ленин приветствовал существование этого института: «Суд улицы ценен именно тем, что он вносит живую струю в тот дух канцелярского формализма, который насквозь пропитаны наши правительственные учреждения» [11, 407]. Но после Октябрьского переворота он не увидел в присяжных политических союзников, даже несмотря на высокие показатели оправданий: «Среди присяжных в настоящее время, вследствие исключения рабочих, преобладает нередко особенно реакционное мещанство. Лекарство от этого зла должно состоять в развитии демократизма до его последовательной и цельной формы…» [12, 278-279].

И спустя десять лет председатель Верховного суда СССР Н.В. Крыленко, категорически отрицал возможность введения суда присяжных в Советской России: «Явно нецелесообразно в классовом обществе <...> ставить разрешение вопросов охраны государственного порядка <…> в зависимость не от политики государственной власти и правящего класса, а в зависимость от случайного настроения и «совести» присяжных» [13, 56].

Жаркие споры разгорелись вокруг вопроса о возрождении суда присяжных в 1993 г. И вновь, как и при зарождении этого института, у суда присяжных нашлись и сторонники, и оппоненты. Приветствуя 29 июня 1993 г. открывшийся в этот день II Всероссийский съезд судей, президент РФ Б.Н. Ельцин отметил: «Важную роль в проведении судебной реформы призвано сыграть возобновление в России суда присяжных. Этот шаг, позволяющий преобразовать суды в подлинно народные, было бы нелегко сделать без искренней и решительной поддержки со стороны Верховного суда Российской Федерации, Совета судей, готовности судейского сообщества на местах принять на себя заботу об этой реформе» [14, 33].

Однако против суда присяжных категорически выступил бывший в то время генеральным прокурором Российской Федерации В.Г. Степанков. Еще на VII Cъезде  народных депутатов он утверждал: «Суды будут в состоянии только оправдывать преступников или направлять дела на дополнительное расследование. Разве этого ждут от нас жертвы преступления?».

Много вопросов к возобновлению суда присяжных выдвигалось и теоретиками права. Так, профессор В.И. Басков полагает, что Закон от 16 июля 1993 г. о введении суда присяжных представляет собой слепое копирование судебной реформы 1864 г., и отмечает, что авторам данного закона «не стоило особо затрудняться в выборе формулировок», так как большинство из них совпадает с положениями Устава уголовного судопроизводства 1864 г. [15, 74] По мнению М.В. Немытиной, нынешний суд присяжных «соединяет в себе черты, присущие отечественной дореволюционной процедуре, современному уголовно-процессуальному законодательству и советскому уголовному процессу с присущим ему обвинительным уклоном» [16, 107]. Как считал зампред Ростовского областного суда В.В. Золотых, прирассмотрения дел коллегией присяжных «судебное следствие все более и более утрачивает розыскные начала и приобретает  <…> признаки судебного следствия английского типа» [17, 189].

Однако в современной России право на суд присяжных – очень часто становится последней надеждой на справедливость, ибо вероятность оправдания народными судьями почти в сто раз выше, нежели профессиональными.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Басков В.И. Поддержание государственного обвинения в суде присяжных // Вестник Моск. Ун-та. Сер. 11. Право. 994. № 5. С. 74.

2. Жеденов Н.Н. Гроза врагов русского народа / Сост., предисл., коммент. Д.И. Стогов. – М.: Институт русской цивилизации, 2013. С. 368-369.

3. Золотых В.В. Судебное следствие в суде присяжных (практика применения законодательства Российской Федерации) // Вестник Саратовской гос. акад. Права. 1996. № 3. С. 189.

4. Ильюхов А.А. Суд присяжных в России: исторические, уголовно-процессуальные и уголовно-правовые аспекты. М., 2009. С. 26.

5. Кони, А.Ф. Избранные произведения / А.Ф. Кони. – С. 82-83, М., 1956.

6. Кони А.Ф. Собр. Соч. Т. 4. М., 1966. С. 377.

7. Кони А.Ф. Отцы и дети судебной реформы. (К пятидесятилетию Судебных Уставов). М.: Издание Т-ва И. Д. Сытина, 1914. – C. 18, 18-19.

8. Крыленко Н.В. Суд и право в СССР. М., 1927. С. 56.

9. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 4. С. 407.

10. Ленин В.И. Соч. Т. 18. С. 278-279.

11. Мещерский В.П. Мои воспоминания. Ч. 2. СПб, 1898. С. 404-405.

12. Немытина М.В. Российский суд присяжных. М.: БЕК, 1995. С. 107.

13. Пашин С.А. Судебная реформа и суд присяжных. М., 1995. С. 33.

14. Сергеич П. Искусство речи на суде. М.: Юрайт, 2012. С. 22.

15. Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 1. СПб., 1896. С. 391.

16. Чичерин Б. Несколько современных вопросов // Кутафин О.Е., Лебедев В.М., Семигин Г.Ю. Судебная власть в России: история, документы. М., 2003. С. 268-269.